Сочинение

Мигель де Сервантес однажды заметил, что «красота обла­дает силой и даром вносить мир в сердца». Думается, автор «Дон-Кихота» был абсолютно прав в этом высказывании. Сердце человеческое необыкновенно чутко отзывается на все проявления прекрасного — в природе, в живописи, в музыке, в архитектуре. Но как постичь все это не умом, но самой ду­шою? Именно об размышляет в своем тексте В. Солоухин. Основная проблема, поставленная писателем, — проблема по­стижения человеком прекрасного.

Проблема эта очень актуальна для нашей современной жизни с ее неуемным ритмом, суетой, бытовыми заботами. Порой у нас просто нет времени на то, чтобы полюбоваться красивым закатом или ночными звездами, испытать радость от первого выпавшего снега.

В. Солоухин в своем тексте размышляет о восприятии че­ловеком искусства. Он пишет о том, что, пробежав по кар­тинной галерее, можно увидеть лишь внешние сюжеты кар­тин. Но, чтобы открыть для себя душу художника и полнос­тью погрузиться в эту атмосферу, нужно время, спокойствие, созерцательность. Только в этом случае произведения искус­ства — картины, старинные соборы и церкви — становятся частичкой нашей души, помогают нам по-новому взглянуть на мир.

Этот текст очень яркий, образный, эмоциональный. Пи­сатель использует разнообразные средства художественной выразительности: риторические вопросы («Что же можно уви­деть, что же можно постичь? Названия картин? Рамы? Вне­шний сюжет?»), ряды однородных членов («В конце концов я почувствовал в себе поднимающуюся волну тревоги, любви, тоски, безотчетной готовности к любому свершению»), фра­зеологизм («поставили галочку в уме»),



Я полностью разделяю точку зрения писателя. Восприятие человеком прекрасного — это особый процесс, тонкий, оду­
хотворенный, требующий от человека особой сосредоточен­ности. Только в этом случае мы способны испытать нравствен­ное просветление, очищение, катарсис. И тогда мы изменя­емся, становимся добрее, терпимее к окружающим, по-ново­му смотрим порой на собственную жизнь. Когда-то наш ге­ниальный поэт писал: «Служенье муз не терпит суеты; Прекрасное должно быть величаво...». Вот, думается, таким же должно быть и наше постижение мира красоты — нетороп­ливым, умиротворенным.

Об этом размышляет С. Львов в своем публицистическом сборнике «Быть или казаться?». Он рассказывает о выставке шедевров из знаменитого мадридского музея Прадо. И с горе­чью отмечает, что многие пришли на эту выставку, потому что это престижно и модно, для галочки. Однако автор надеется, что когда-нибудь привычка посещения престижных выста­вок перейдет у людей в истинный интерес к искусству. А он способен возникнуть лишь при особом постижении этого мира, отрешении человека от суеты.

О восприятии музыки пишет Б.Ш. Окуджава в стихотво­рении «Музыкант». «Пенье скрипки» наставляет героя на путь, вселяет в него надежду, дарует ему высшую радость. Гениаль­ный музыкант у Окуджавы счастлив, потому что смог про­никнуть в человеческую душу:

Счастлив тот, чей путь недолог, пальцы злы, смычок остер,

Музыкант, соорудивший из души моей костер.

А душа, урс это точно, ежели обожжена,

Справедливей, милосерднее и праведней она.

Таким образом, процесс постижения нами красоты — это загадка, священнодействие, таинство. Это всегда новое от­крытие себя и мира вокруг.

Текст

С удивлением смотрю я на толпы туристов, поспешно и в тесноте пробегающих по залам картинной галереи. Что же можно увидеть, что же можно постичь? Названия картин? Рамы? Внешний сюжет? Суриков часами сидел в одиночестве перед грандиозным полотном А. Иванова в Третьяковской галерее. Павел Дмитриевич Корин проводил в неподвижнос­ти часы перед полотнами Сурикова, в частности перед «Боя­рыней Морозовой», а также перед мастерами Возрождения Италии.

Однажды, будучи еще студентами, мы с товарищем (теперь известным писателем) провели эксперимент, уговорились и простояли полдня перед картиной Левитана «Над вечным по­коем», хоть и до этого знали ее наизусть. В конце концов я почувствовал в себе поднимающуюся волну тревоги, любви, тоски, безотчетной готовности к любому свершению. В это время товарищ повернулся ко мне, и я увидел в его глазах сле­зы. А сколько раз до этого останавливались перед картиной, говорили: «Да, здорово»— и бежали дальше?

Сергей Никитин, писатель, живший во Владимире, рас­сказывал мне о его, так сказать, отношениях со знаменитой церковкой Покрова на Нерли. «Первый раз мы приехали к ней человек пять: Сергей Ларин, Никифоров, другие наши писатели. Расположились на травке, отдохнули. Ну, друзья, поглядели, хватит, поехали домой. Поставили галочку в уме: видели Покров на Нерли. А теперь я приезжаю один. Поси­дишь часа три-четыре напротив нее на бережке, чтобы и отра­жение ее тоже видеть, и словно светлой водой омоешься. Я постепенно к этому Пришел, а сперва все наскоком. Приве­зешь гостя какого-нибудь показать, обойдем вокруг нее с раз­ных сторон, взглянем, и делать больше нечего — обратно в город. А теперь как на свидание к ней езжу, когда на душе тяжело или тревога какая, или неудача...

(По В. Солоухину)