Сочинение

Почему молодыУлюди так рвутся покинуть свой родной дом, семью, близких людей? Ведь потом они, подобно блудно­му сыну из евангельской притчи, нередко раскаиваются в со­деянном. Проблема вины перед близкими и проблема покая­ния поставлены в тексте С. Львова.

Эта проблема относится к категории «вечных». Она акту­альна во все века и времена. Именно поэтому автор хочет по­размышлять об этом, указать читателям на важность ее.

С. Львов рассказывает нам о судьбе известного немецкого художника А. Дюрера. В молодости он покинул родной дом, оставил семью, жену и родителей, уехав в Италию. В Нюрбер- ге в это время как раз начиналась эпидемия чумы. Рассказы­вая об этой истории, автор раскрывает чувства родителей, оставленных своими детьми: «Кому не случалось месяцами, а то и годами ждать вести от детища, покинувшего отчий дом! Скольким людям знакомы бессонные ночи, когда мысленно представляешь себе своего ребенка голодным, раздетым, ра­зутым, больным, и мысль, что ты бессилен помочь ему, накор- • мить, одеть, приласкать, пронзает сердце беспомощностью и ужасом». Именно после этой поездки Дюрер создал свою зна- . менитую гравюру «Блудный сын». И в чертах героя ее мы за­мечаем ощутимое сходство с самим художником. Дюрер, оче­видно, испытал то же самое острое чувство тоски и раская­ния, о котором писал А.С. Пушкин. И это чувство знакомо каждому из нас. Однако «времени не обратишь вспять». По­этому мы должны быть добрее, внимательнее, терпимее в от­ношениях с близкими людьми. Именно такова авторская по­зиция в этом отрывке.

Текст С. Львова очень образный, яркий, выразительный. Он использует разнообразные тропы, риторические фигуры: эпитеты («с великой радостью», «нетерпеливая жажда моло­дости»), метафору («мысль пронзает сердце беспомощнос­тью и ужасом»), вопросно-ответную форму изложения («Мог Дюрер испытать в Италии чувство раскаяния, что покинул родину, оставив родных в опасности? Мог и даже, наверное, испытал»),

Я полностью разделяю позицию С. Львова. Чувство за­поздалого раскаяния знакомо каждому из нас. Поэтому мы должны задуматься о том, что значит для нас наша семья. О чувстве вины дочери перед умершей матерью пишет К.Г. Паустовский в рассказе «Телеграмма». Главная героиня рассказа Настя живет яркой, насыщенной, интересной жиз­нью. Она работает в Союзе художников, старается помочь

людям, восстановить справедливость — устраивает выставку одному из талантливых скульпторов. При этом Настя остает­ся равнодушной к судьбе собственной матери, живущей да­леко от нее. Она не успевает приехать даже на ее похороны. В финале героиня Паустовского горька плачет, внезапно осоз­нав, что она потеряла. Поведение Насти и жестоко, и безнрав­ственно. По мысли писателя, суета и мелкие заботы не долж­ны поглощать человека. Вся показная доброта и забота ниче­го не стоят, если мы равнодушны к своим близким.

Запоздалое чувство раскаяния посещает и героя автобио­графической повести В. Астафьева «Последний поклон». Как и блудный сын в притче, давно уехал его герой из родного дома. И вот умерла его бабушка, оставленная в родной де­ревне. Но не отпустили его с работы на эти похороны. А ба­бушка, вырастившая и воспитавшая мальчика, была для него всем, «всем, что есть на этом свете дорогого». «Я еще не осознал тогда всю огромность потери, постигшей меня, — пишет В. Астафьев. — Случись это теперь, я бы ползком доб­рался от Урала до Сибири, чтобы закрыть бабушке глаза, отдать ей последний поклон. И живет в сердце вина. Гнету­щая, тихая, вечная. <...> Нету меня к слов, которые смогли бы передать всю мою любовь к бабушке, оправдали бы меня перед нею».

Таким образом, семья, по мысли С. Львова, это наша ма­лая родина. Поэтому будем ценить каждую минуту, проведен­ную с близкими людьми, будем любить и беречь их.

Текст



Работая над книгой о художнике Альбрехте Дюрере, я уз­нал, что он, вскоре после того как женился, уехал из родного Нюрнберга в Италию. Уехал неожиданно. Поспешно. Оста­вив домажену и родителей. Уехал как раз тогда, когда в Нюр­нберге началась эпидемия чумы.

Множество биографов Дюрера пытались объяснить эту поездку в Италию. И не смогли. И я пытался. И тоже не смог. Да и как объяснишь? Но мне кажется, что беспредельная острота раскаяния, которой проникнута его гравюра «Блуд­ный сын», созданная вскоре после этой поездки, кое-что объясняет.

Я не сумею описать эту гравюру и мысли, которые она вызывает во мне, иначе, чем сделал это в своей книге «Аль­брехт Дюрер». Привожу здесь это описание с некоторыми сокращениями. Среди евангельских притч особенно понят­ной и близкой многим людям оказалась притча о блудном сыне. Он нетерпеливо потребовал у отца свою часть наслед­ства, «пошел в дальнюю сторону и там расточил имение свое, живя распутно». Разорившись, узнал голод и тяжкий труд. Раскаявшись, вернулся к отцу, и тот принял его с вели­кой радостью.

История эта веками волновала людей не только своим ино­сказательным, но и прямым смыслом. Он внятен каждому, у кого есть дети и кто знает, как рвутся они, вырастая, из-под родительского крова, как неразумно, на взгляд родителей, распоряжаются едва обретенной свободой, растрачивая если не деньги, то время и здоровье. Кому не случалось месяцами, а то и годами ждать вести от детища, покинувшего отчий дом! Скольким людям знакомы бессонные ночи, когда мысленно представляешь себе своего ребенка голодным, раздетым, ра­зутым, больным, и мысль, что ты бессилен помочь ему, накор­мить, одеть, приласкать, пронзает сердце беспомощностью и ужасом. Кому не понятны счастье нежданного возвращения твоей плоти и крови, когда вздорными кажутся былые обиды, когда ничего не жаль для вернувшегося, только бы подольше пожил в отчем доме, а главное, только бы был счастлив. Но ведь и нетерпеливая жажда молодости жить своей жизнью, свободной от родительского попечения и указки, испытания, выпавшие на долю того, кто отправился в странствия по жиз­ненному пути, горечь сожалений об утраченном, острота рас­каяния, когда кажется, — все готов претерпеть, все, что угод­но, только бы вернуться к своим, великое счастье пересту­пить родной порог и застать всех живыми — все эти чувства тоже близки и понятны людям. Каждый, прежде чем стать от­цом, был сыном.

Всматриваясь в гравюру Дюрера, мы с изумлением заме­чаем, что в лице блудного сына есть ощутимое сходство с са­мим художником, каким он изобразил себя на некоторых ав­топортретах. У блудного сына такие же вьющиеся волосы до плеч и такие же, неожиданные для батрака-свинопаса, пыш- ные.рукава тонкой сорочки. Мог Дюрер испытать в Италии чувство раскаяния, что покинул родину, оставив родных в опасности? Моги даже, наверное, испытал. Но мне кажется, что сходство блудного сына с Дюрером на этой картине зна­чит нечто более глубокое. Художник, одержимый своим твор­чеством, спешит как можно больше узнать о жизни и изве­дать в ней. Желание это знакомо не только художникам. Че­ловек, которым оно овладело, невольно отдаляется от родных и близких, иногда на время, бывает — навсегда. Погружен­ный в свои поиски, занятый своим делом, он не щадит себя, но, случается, не щадит и родных, не желая того, становится жестоким по отношению к самым близким людям. Пока он испытывает подъем, пока работа ладится, не замечает этого отчуждения. Но вот работа пошла с трудом или не удалась, а силы иссякли. Раньше он едва мог дождаться утра, чтобы про­должить начатое, теперь просыпается в тоске перед наступа- ющимднем. Все, что сделано, представляется никчемным, все, что предстоит сделать, — непосильным. В голове теснятся вос­поминания о подлинных и мнимых винах перед близкими, мысли о деньгах, которые бездумно потратил, о времени, ко­торое зря убил, об обещаниях, которые дал, но не выполнил, о надеждах, которых не оправдал. Сердце жжет нестерпимая тоска, руки сжимаются в отчаянии, лицо искажает гримаса боли, и оно принимает выражение, запечатленное па гравюре «Блудный сын». Ее можно было бы назвать и «Раскаяние», и «Угрызение совести». Чтобы так изобразить это состояние, нужно хоть однажды самому испытать чувство, о котором го­ворит Пушкин:

И с отвращением читая жизнь мою, Я трепещу и проклинаю, И горько жалуюсь, и горько слезы лью, Но строк печальных не смываю.

Когда я всматривался в гравюру «Блудный сын» и писал о ней, в душе ожило чувство вины и раскаяния за все, чего я, по молодости лет не понимая, что времени не обратишь вспять, не сделал для своих близких, хотя, кажется, был вовсе непло­хим сыном и братом.

(С. Львов)