Сочинение
«Оскорбляя другого, ты не заботишься о самом себе», — заметил однажды Леонардо да Винчи. Думаю, художник, безусловно, был прав в своем утверждении. Однако что побуждает человека быть грубым в отношениях с окружающими? Об этом размышляет в своем тексте С. Львов. Основная проблема, поставленная здесь автором, — проблема грубости и хамства в человеческом общении.
Эта проблема очень актуальна для нашей современной жизни. Часто мы видим школьников, грубящих своему учителю, ссорящихся друг с другом супругов. Поэтому автор приглашает нас задуматься над своим поведением.
В данном тексте С. Львов приводит различные примеры грубого, хамовитого поведения — в семейной жизни, в сфере обслуживания. Он пытается исследовать саму природу агрессии, понять, что стоит за этим. И автор приходит к выводу, что за агрессией людей, наглостью, хамством стоит собственная слабость, комплекс неполноценности, нежелание работать. С. Львов искренне озабочен существованием этого явления в нашем обществе, размышляет о том, как можно его искоренить. «Любопытное наблюдение — горлодеры и грубияны, почувствовав, что могут получить отпор на привычном им языке, затихают», — замечает автор.
Текст С. Львова очень яркий и эмоциональный. Исследуя природу хамства, он использует разнообразные средства художественной выразительности: эпитеты («страшной маской», «в один непрекрасный день»), парцелляцию («На лестнице. Во дворе. В соседних квартирах»), сравнение и развернутую метафору («Новая заведующая въехала в кассу не на белом коне, как щедринский градоначальник, но на коне крика и под лозунгом «При мне будет не так, как при прежней заведующей»),
Я полностью разделяю позицию автора. Грубость, наглость и хамство недопустимы в человеческом общении. Они разрушительно действуют как на окружающих, так и на самого человека. Дети, выросшие в этой атмосфере, считают такое общение нормой и вырастают невоспитанными, злонравными людьми. Вспомним госпожу Простакову из комедии Д.И. Фонвизина «Недоросль». Это «презлая фурия, которой адский нрав делает несчастье целого их дома». По поводу и без повода она наказывает слуг, обращаясь с ними грубо и бесцеремонно. Наиболее часто употребляемые ею выражения — «скот», «воровская харя», «вор», «болван», «мошенник», «бестия». При этом героиня Фонвизина считает свое поведение нормой: «То бранюсь, то дерусь, тем и дом держится». «Приемы» матушки с легкостью усваивает Митрофанушка. Он грубит своей няньке Еремеевне, называя ее «старой хрычовкой», дерзит учителям. В финале комедии Митрофанушка отрекается от собственной матери: «Да отвяжись, матушка, как навязалась...». Грубость, хамство, наглость порождают в нем злонравие, бессердечие.
Об этой же проблеме размышляет С. Довлатов в свое статье «Это непереводимое слово «хамство»». Автор здесь очень озабочен тем, что Россия во многом превосходит Америку по части агрессивного общения. Но выход, по мысли писателя, один — научиться противостоять хамству, давать ему достойный отпор.
Таким образом, давайте задумаемся о своем поведении, будем вежливы и доброжелательны в отношениях с окружающими.
Текст
Молодая замужняя женщина с высшим образованием. У ее мужа тоже высшее образование. Живут в хорошей квартире. У них машина, немало интересных книг, телевизор и пр. Когда эта женщина из благополучной на первый взгляд семьи воспитывает детей, это слышно сквозь двери, окна, стены... На лестнице. Во дворе. В соседних квартирах. Не стесняясь окружающих, она вопит: «Заткнись, дрянь!» — младшей дочке. «Руки, ноги переломаю!» — старшей. «Идиотки» — обоим детям. Не выдержав, в соседней квартире начинает лаять собака, и, право, лай собаки звучит интеллигентнее этого крика. Самое печальное: дети уже привыкли. От них теперь не добиться послушания ни спокойными словами, ни воплем: «Убью!» Муж мирится с этой вакханалией крика. Впрочем, супруги друг на друга кричат тоже. Мне приходится иногда видеть эту молодую женщину в пароксизме крика — ее лицо, обычно миловидное, становится страшной маской. Она стареет сразу на много лет. Не трудно догадаться, что бу- дет-дальше; в один непрекрасный день младшая или старшая дочь, а то и обе вместе ответят матери криком и бранью. Опасная цепная реакция...
В этой сберегательной кассе недавно еще приветливо здоровались с вкладчиками и даже обращались к ним по имени- ртчеству. Клиенты отвечали служащим тем же.
Новая заведующая въехала в кассу не на белом коне, как щедринский градоначальник, но на коне крика и под лозунгом «При мне будет не так, как при прежней заведующей». Прежде всего, она упразднила вежливость. Сперва при посетителях стала покрикивать, потом кричать на подчиненных, полагая, что так утверждает свой авторитет. Затем стала кричать на клиентов. Особенно на тех, кто стар, теряется, не может сразу правильно заполнить бланк, написать доверенность или завещательное распоряжение. «Оглохли?» — может осведомиться она у человека, который действительно плохо слышит. «Сколько раз вам объяснять!» — это говорится чуть не каждому третьему. А чаще всего звучит: «Я вам не обязана!» Прежние работники кассы, задерганные окриками, стали работать заметно хуже, а некоторые — и это самые горькие плоды нового руководства — подражать начальнице. У нее же, когда она упоенно кричит, в глазах появляется победоносный блеск, она упирает «руки в боки», мимика выражает торжество: «Эк я их всех отбрила!»
У этой заведующей есть двойник — продавщица в соседнем магазине. Она работает медленно, неряшливо, бестолково. Когда появляется за прилавком, самые нервные покупатели, вздохнув, уходят — в другую очередь или в другой магазин. «Сейчас она нам задаст», — говоритг какая-нибудь старенькая многотерпеливица, у которой нет сил занимать очередь снова в другом месте. И продавщица задает! У нее, как и у заведующей сберкассой, появляется такая же победоносная поза — «руки в боки», а в глазах блеск, как у гончей, которая травит зайца.
В нашем микрорайоне встреча этих двух женщин казалась неизбежной. Думалось, произойдет взрыв. Ан нет, встреча произошла, но столкновения не было. Крикуньи издали почувствовали, «кто есть кто». Покупка совершилась если не в дружественной, то, во всяком случае, вделовой обстановке. Голоса обеих дам звучали нормально, если не считать хрипоты, вызванной привычным криком. Любопытное наблюдение — горлодеры и грубияны, почувствовав, что могут получить отпор на привычном им языке, затихают.
Я убежден: за нежеланием терпеть крик стоит чувство социально ценное — собственного достоинства. А что стоит за криком? Комплекс неполноценности? Вряд ли заведующая сберкассой и продавщица из продмага задумываются над тем, почему они кричат. Но люди видят: своим криком они прикрывают неумение работать, симулируют активную деятельность, которой нет.
(С.Львов)