Сочинение

А.П. Чехову при жизни досталось наибольшее число на­реканий критиков в том, что его произведения неглубокие, обывательские, бесперспективные. Однако время показало совсем другое: при кажущейся простоте чеховские произве­дения затрагивают самые глубинные стороны нашей жизни. Наверное, К. Станиславский это заметил одним из первых. Именно об этом он говорит в статье, фрагмент которой пред­ставлен выше. Известный театральный деятель поднимает проблему правильного отношения читателей к творчеству А.П. Чехова. Он говорит о том, что нельзя обвинять драма­турга в «обыденщине», нужно домысливать, сопереживать, как это делают актеры на сцене в чеховских спектаклях, то­гда откроется большой мир чеховской мечты.

Считаю, что мы просто обязаны прислушаться к мнению К. Станиславского, ведь кому, как не ему, известны все тонкости драматического искусства, а тем более — чехов­ского.

В основанном им Московском художественном театре были поставлены чеховские пьесы «Вишневый сад», «Дядя Ваня», «Чайка», а свободолюбивая птица, изображенная на занавесе сцены, стала визитной карточкой МХТ. Но вернем­ся к Чехову. В комедии «Вишневый сад» на первый взгляд нет ничего комедийного: Раневская из-за долгов потеряла имение, ее дети Варя и Аня остались без крова, вишневый сад вырубил и распродал на участки дачникам новоиспечен­ный делец Лопахин, отец которого был крепостным в этом же имении. Но Чехов упорно называет это произведение ко­медией, подчеркивая тем самым, что каждый из его героев «ломает комедию» перед другим: Лопахин перед Раневской, Раневская перед дочерьми, Трофимов перед Аней. И в этой ломке действительно гибнет Россия с ее секретами сушеной вишни, фанатичной преданностью Фирса, неприспособлен­ностью Гаева. Чехов тоскует вместе с героями об уходящем, болезненно переживает настоящее и искренне верит в то, что будущее будет светло и прекрасно. И мы ему в этом верим.

В другой пьесе А.П. Чехова «Три сестры» тоже как бы два мира: поверхностный — бытовой и глубинный — внут­ренний. В обычном городе уже двести лет люди «едят, пьют, спят...», иногда от скуки развлекают себя сплетнями. Но се­стры Прозоровы — Ольга, Маша и Ирина — захотели разо­рвать этот вечный круговорот скуки в природе. Для этого им непременно надо было уехать в Москву. И что же? Ока­залось, что они не свободные птицы, а такие же скучные люди, которые их окружали. Мещанство и пошлость были близки и им. А.П. Чехов в пьесе изобразил не просто трех сестер, это мы все: хотим быть особенными, не похожими на других, но упорства в достижении цели нам недостает, в собственные силы не верим, полагаемся на волю случая... В итоге гибнут не только лучшие побуждения, но и ум, талант.

Пьесы А.П. Чехова называют психологическими, и это действительно так. В них так глубоко рассмотрена психоло­гия человеческой души, что книги писателя смело можно назвать пособием по психологии. Конечно, до них надо до­расти, и это объясняет тот факт, что Чехов — любимый пи­сатель именно взрослых читателей. Но я не против того, чтобы мое взросление начиналось с А.П. Чехова.

Текст

(1)Пьесы Чехова не обнаруживают сразу своей поэтиче­ской значительности. (2)Прочтя их, говоришь себе: «Хоро­шо, но... ничего особенного, ничего ошеломляющего. (З)Все как надо. (4)Знакомо... правдиво... не ново».

(5)Нередко первое знакомство с его произведениями раз­очаровывает. (б)Кажется, что нечего рассказывать о них по прочтении. (7)Фабула, сюжет?.. (Их можно изложить в двух словах. (9)Роли? (Ю)Много хороших, но нет выигрыш­ных, за которыми погонится актер на амплуа хороших ро­лей (есть и такой). (П)Болыпинство из них маленькие роли, «без ниточки» (т.е. в один лист, не требующий ниток для сшивания). (12)Вспоминаются отдельные слова пьесы, сцены.

(13)Но странно: чем больше даешь волю памяти, тем больше хочется думать о пьесе. (14)Одни места ее заставля­ют, по внутренней связи, вспоминать о других, еще лучших местах и наконец о всем произведении. (15)Еще и еще пере­читываешь его — и чувствуешь внутри глубокие залежи.

(16) Мне пришлось играть в пьесах Чехова одну роль по несколько сот раз, но я не помню спектакля, во время кото­рого не вскрылись бы в моей душе новые ощущения, а в са­мом произведении — новые глубины или тонкости, которые не были мною раньше замечены.

(17) Чехов — неисчерпаем, потому что, несмотря на обы­денщину, которую он будто бы всегда изображает, он гово­рит всегда, в своем основном духовном лейтмотиве, не о случайном, не о частном, а о Человеческом с большой бук­вы. (18)Вот почему и мечта его о будущей жизни на земле — не маленькая, не мещанская, не узкая, а напротив — широкая, большая, идеальная, которая, вероятно, так и ос­танется несбыточной, к которой надо стремиться, но осуще­ствления которой нельзя достигнуть.

(19)Чеховские мечты о будущей жизни говорят о высо­кой культуре духа, о Мировой Душе, о том Человеке, кото­рому нужны не «три аршина земли», а весь земной шар, о новой прекрасной жизни, для создания которой нам надо еще двести, триста, тысячу лет работать, трудиться, стра­дать. (20)Все это из области вечного, к которому нельзя от­носиться без волнения.

(К.С. Станиславский)